Внешность Петра I «не лишена была прелести».

Царские купюры достоинством 100 и 500 рублей, выпущенные в 1910-1912 гг., стали последними банкнотами, которые можно было обменять в банке на золото.  Первая мировая война и последовавшая вслед за нею революция открыли новую эпоху в истории русских денежных знаков.

На рубеже XIX – XX вв. золотой запас России стал одним из крупнейших в мире. За период с 1881–1897 гг. он увеличился более чем в 3,5 раза и достиг  1095 млн. рублей, а к 1914 году составил небывалую сумму – около 1700 млн. рублей.


Высочайшим указом от 3 января 1897 года  Россия получила золотой стандарт – это означало, что любой владелец банкноты,
выпущенной Госбанком России, мог по первому требованию обменять в банке бумажные деньги на золотые монеты или золотые слитки по установленному гарантированному паритету, который был зафиксирован на самих банкнотах.

При расчётах между государствами, использующими золотой стандарт, устанавливался фиксированный обменный курс валют на основе их отношения к единице массы золота. В России в обращение ввели золотые монеты (5 и 10 руб., а также 15 руб. – «империал» и 7,5 руб. – «полуимпериал»).

«Золотая» реформа проводилась под руководством министра финансов С.Ю. Витте. Её сторонники отмечали, что так экономика станет более стабильной, менее подверженной инфляции, поскольку при золотом стандарте правительство не может печатать деньги, не обеспеченные золотом, по своему усмотрению. Однако дефицит платёжных средств вызывает спад в производстве из-за кризиса ликвидности. Золотой стандарт просуществовал до Первой мировой войны. С ее началом все воюющие страны (за исключением США) приостановили свободную конвертацию банкнот в золото. Министр финансов П.Л. Барк принял экстренные меры, чтобы спасти золотой запас страны. На заседании Государственной думы он потребовал прекратить размен кредитных билетов на золото «безотлагательно, так как каждый день промедления вел бы к сокращению золотых запасов; сохранение же золота является вернейшим залогом для скорейшего восстановления металлического обращения, когда обстоятельства военного времени минуют».

В период золотого стандарта в России появились новые банкноты – 100 рублей  (1910 год) и 500 рублей  (1912 год), известные также как  «романовские» или «николаевские». Созданные в Экспедиции заготовления государственных бумаг (ныне Санкт-Петербургская бумажная фабрика – филиал АО «Гознак»), они оказались настоящим шедевром, и их  художественное совершенство не поблекло и по сей день. Высочайшее мастерство художников и гравёров, которые трудились над купюрами, прекрасно защищало их от подделки – точно воспроизвести индивидуальную манеру авторов портретов Екатерины II и Петра  I на банкнотах не смог бы даже самый виртуозный фальшивомонетчик.

Остановимся более подробно на 500-рублевой банкноте, самой крупной по достоинству за всю историю царских денег. Кому она могла в то время попасться? Рабочие, скорее всего, могли её видеть разве что на каких-нибудь картинках – у рабочих  европейской части России средняя заработная плата в 1913 году равнялась 264 рублям в год. И даже профессорам вузов с их годовой зарплатой в 3000-5000 рублей вряд ли попадались банкноты такого достоинства. 500-рублёвки вращались, так сказать, лишь в самом высшем свете, на самых верхних административных этажах, среди министров с годовым содержанием в 22 000 рублей и губернаторов с их 10 000 рублями в год. Много это было или мало? Оставим в покое министров с их многотысячными окладами, и вспомним, что в 1913 году московский плотник за один день работы получал 175 копеек. На них он мог купить, например, 6 кг сахарного песку, или 10,3 кг пшеничной муки, или 11 кг ситного пшеничного хлеба. Сколько всего можно было купить на 500 рублей, даже страшно представить.

Государственный кредитный билет достоинством 500 рублей. 1912. Оборотная сторона.

Отличалась 500 рублёвая банкнота и своими большими размерами –  275х126 мм. (Для сравнения: 3 рубля 1905 года имели в длину и ширину 155 и 100 мм соответственно, а 50 рублей 1899 года – 198 и 117 мм.) На широком белом купоне банкноты размещался локальный водяной знак в виде портрета Петра I, а по всему полю кредитного билета – изображение его номинала. На лицевой стороне в верхней части слева находился малый государственный герб образца 1883 года. Правее по центру стояла надпись: «Государственный кредитный билет» и номинал прописью «Пятьсот рублей», а ниже – гарантия золотого обеспечения: «Государственный Банк разменивает кредитные билеты на золотую монету без ограничения суммы (1р.= 1/15 империала, содержит 17,424 долей чистого золота)», подписанная банковским управляющим и кассиром. Каждая банкнота имела свой шестизначный номер с двухбуквенной литерой.  Здесь же можно было прочитать выдержку из закона от 14 ноября 1897 года:
1.  Размен Государственных кредитных билетов на золотую монету обеспечивается всем достоянием Государства.
2.  Государственные кредитные билеты имеют хождение по всей Империи наравне с золотою монетою.
3.  За подделку кредитных билетов виновные подвергаются лишению всех прав состояния и ссылке на каторжные работы.

Лицевая сторона  банкноты 1912 года печаталась с использованием многокрасочной подложечной сетки. Оборотную сторону делали металлографским способом в одну краску без подложечной сетки. Характер оформления можно описать как смесь стиля модерн с «русским» стилем, проявляющимся в пристрастии к тяжеловесным архитектурным деталям, знакам монархической власти. С правой  стороны банкноты художники поместили фигуру молодой девушки – аллегории России, в  одежде которой причудливо сплелись готические, романтические и русские народные черты, а  слева – портрет Петра I в овальной раме, увенчанной короной.   Из-за него  в народе 500-рублёвые купюры любовно называли «петеньки» или «петруши».

Государственный кредитный билет достоинством 500 рублей. 1912. Лицевая сторона.

Образцом для изображения на банкноте послужила гравюра «Петр I» Якоба Хоубракена,  нидерландского художника и графика. Сама гравюра, в свою очередь, делалась с работы голландского художника-портретиста Карла  Моора. Портрет Петра он написал в Гааге  в марте 1717 года, куда последний царь всея Руси и первый Император Всероссийский приехал из Парижа на лечение.

Пётр I. Гравюра Я. Хоубракена с портрета К. Моора.

В то время  Петру I было 45 лет, и о том, какое впечатление он производил на окружающих, можно узнать из свидетельства герцога Сен-Симона, встречавшегося с Петром в Париже: «Он был очень высок ростом, хорошо сложен, довольно худощав, с кругловатым лицом, высоким лбом, прекрасными бровями; нос у него довольно короток, но не слишком, и к концу несколько толст; губы довольно крупные, цвет лица красноватый и смуглый, прекрасные черные глаза, большие, живые, проницательные, красивой формы; взгляд величественный и приветливый, когда он наблюдает за собой и сдерживается, в противном случае суровый и дикий, с судорогами на лице, которые повторяются не часто, но искажают и глаза и всё лицо, пугая всех присутствующих. Судорога длилась обыкновенно одно мгновение, и тогда взгляд его делался странным, как бы растерянным, потом всё сейчас же принимало обычный вид. Вся наружность его выказывала ум, размышление и величие и не лишена была прелести».

Портрет Петру понравился, и он попросил доставить его в Париж для заказа по его образцу гобеленов и миниатюрных копий. В письме Екатерине от 2 мая 1717 года Пётр писал: «Тапицерейная (ковровая, шпалерная – прим. Петра I) работа здесь зело преславная, того для пришли маю партрету, что писал Мор, и свои обе: которую Мор и другую, что француз писали…». И в постскриптуме: «Француза живописца Натиера пришлите сюда ж… и велите тому живописцу взять с собой картину, которую он писал о Левенгопской баталии».

25 мая последовал ответ Екатерины: «Живописца француза Натиера отправила я к вашей Милости .., и с ним посылаю портрет свой, который он писал. А вашего и моего другова портретов, которые писал Мор, не могла ныне послать для того, что он взял их себе дописывать; и сколь скоро оные совершит, то немедленно отправлю с нарочным к вашей Милости».

Б.И. Куракин (1676–1727), известный дипломат, посол во Франции, свояк Петра I,  24 декабря 1717 года заказал Якобу Хоубракену (1698–1780) гравюры с оригинальных портретов Петра I и Екатерины с портретов Моора, которые тот сделал в 1718 году. В том же году 10 апреля Куракин писал, что взял портрет Петра I у Я. Хоубракена, и что он  отправит  его в Россию сухим путем. В Петербург портрет прибыл 30 мая 1718 года, и дальнейшая его судьба неизвестна.

Долгое время считалось, что оригинал картины К. Моора хранится в собрании Государственного Эрмитажа, но после исследований В.Г. Андреевой выяснилось, что эрмитажный портрет – это лишь копия с портрета, выполненная А. Матвеевым. Только после аукциона в Париже, который состоялся в 1982 году, выяснилось, что оригинал картины находится в частном собрании, и имя владельца скрывается.
Портрет  Петра I на банкноте 1912 года – не первое его появление  на бумажных деньгах. Так, в 1866 и в 1898 году уже печатались государственные кредитные билеты с изображением первого российского императора.

Фрагмент государственного кредитного билета достоинством 500 рублей. 1912.

Как мы уже говорили, над оформлением банкноты 1912 года трудились талантливейшие художники и гравёры Экспедиции заготовления государственных бумаг. Устроиться туда было непросто, приглашались только очень способные и одарённые специалисты из Германии, Франции, Австрии, Швейцарии. Долгое время никто не знал, кто именно работал над оформлением банкноты.

Причин тому несколько: 500 рублей вышли в обращение незадолго до революционных событий, а после 1917 года историей создания  купюр с царскими портретами никто не интересовался. Кроме того, под страхом строжайшего взыскания  работникам  предприятия предписывалось «состав и приготовление всяких государственных бумаг содержать в глубокой тайне от всех не принадлежащих Экспедиции лиц и даже от своего семейства». Секретность работы не позволяла разглашать  имена тех, кто  разрабатывал государственные бумаги.

Водяной знак на 500-рублёвой банкноте 1912 года.

В настоящее время сотрудниками спецфонда ФГУП «Гознак» установлено, что над проектом лицевой стороны работал художник Р. Заррин (Зарриньш), а над проектом оборотной стороны – художник Р. Ресслер, клише для кредитного билета выполнил гравер И. Лундин.

Коренные изменения в денежном обращении в России произошли в годы Первой мировой войны и последовавшей за ней Гражданской войны. Единое рублевое пространство оказалось разрушено. Центральная власть была не в состоянии обеспечить финансами регионы огромной страны. По оценкам специалистов, с 1917 до начала 1920 года в обращении находилось от 5 до 20 тысяч разновидностей бумажных денежных знаков. Однако следует отметить, что и в этих условиях царские купюры принимались за рубежом и находились в обращении на всей территории бывшей Российской империи: до 1922 года их охотно принимало население – дореволюционные банкноты считались «крепкими» деньгами и их бережно хранили. 

Откуда есть пошла гербовая бумага на Руси.

Зачем нужна гербовая бумага, как она появилась в России, как без неё обходились в XX веке и кто сейчас имеет право её выпускать.

«В чернилах крещен, в гербовой бумаге повит, концом пера вскормлен.» 
                                    «Слово о полку Игореве»

Штемпель гербовой бумаги ( 1700 г.)


В начале XXI века администрация президента Российской Федерации обратилась к ФГУП «Гознак» с заказом на производство гербовой бумаги для бланков президентских документов. После того, как Гознаке выпустили первый тираж опытных образцов, был подготовлен проект Указа президента, согласно которому Санкт-Петербургская бумажная фабрика должна была изготавливать гербовую бумагу с водяным знаком (изображение герба РФ), а Московская печатная фабрика – печатать бланки документации президента РФ (предприятия являлись филиалами ФГУП «Гознак»).  

Для чего нужна гербовая бумага? Если использовать юридическую формулировку из федерального закона «О гербовой бумаге Российской Федерации», она есть «бумажный носитель, на котором частные лица могут давать обязательства, имеющие юридическое значение». С виду это нумерованный лист бумаги формата А4 специальной выделки и с изображением государственного герба, изготавливается пачками по сто листов, в которых каждый лист имеет номер пачки и номер листа в пачке.

Право на изготовление гербовой бумаги принадлежит только Министерству финансов РФ, продаёт её Министерство либо само, либо через своих агентов нотариальным учреждениям, причём ведётся регистрация нотариальных учреждений, которым проданы конкретные пачки, номеров пачек и даты продажи. Доходы Министерства финансов по продаже гербовых бумаг поступают в федеральный бюджет. Надо ли говорить, что ввиду особой ценности гербовая бумага хранится по особым правилам.

Казалось бы, гербовая бумага – обычная вещь в государственном делопроизводстве, но до вышеупомянутого президентского указа её долгое время у нас вообще не делали, выпуск был прекращён в 1874 году. А когда же она впервые появилась в России?

Идею царю подкинули… 

19 января 1699 года в Москве в Ямском приказе обнаружили подметное (тайком подброшенное) письмо. На конверте, запечатанном двумя красными печатями, стояли две надписи. Первая надпись гласила: «Вручить сие письмо Фёдору Алексеевичу Головину», а вторая: «Поднести благочестивому Государю нашему Петру Алексеевичу, не распечатав». Письмо срочно доставили Петру в Преображенское.

«Прочтя мельком,- читаем мы в романе Алексея Толстого «Пётр Первый», - Пётр взял себя ногтями за подбородок: «Гм» - прочёл, вдругорядь, закинул голову: «Ха!»- и, забыв о Суслове, стремительно зашагал в столовую палату, где в ожидании обеда томились ближние. – Господа министры! – у Петра и глаза прояснели. – Кормишь, вас, поишь досыта, а прибыли от вас много ли? ... Вот! (Тряхнул письмом) Человечишко худой, холоп, – придумал! Обогащение казны… Прикажите обыскать, привести Курбатова сейчас же. И обедать без него не сядем… То-то, господа министры, - орлёную бумагу надо продавать: для всех крепостей, для челобитных – бумагу с гербом, от копейки до десяти рублёв. Понятно? Денег нет воевать? Вот они – денежки!». Какого Курбатова царь просил привести к нему? Вымышленный это персонаж, или же у него был реальный прототип?

Курбатов Алексей Александрович – дворецкий, крепостной знаменитого сподвижника Петра Первого боярина Шереметьева Бориса Петровича, служивший у Шереметьева дворецким; именно он подкинул письмо с проектом введения гербовой бумаги в России. Мог ли какой-то дворецкий из крепостных знать о гербовой бумаге? Тут следует заметить, что только в XVII – начале XX века дворецким стали называть старшего лакея в богатых домах. В петровские времена дворецким назывался тот, кто управлял всем хозяйством в помещичьих имениях, городских усадьбах и в особняках. Очевидно, с такой службой лучше всего мог бы справиться человек с хорошим образованием. Но всё-таки – откуда у Курбатова могла появиться мысль об особой, «государственной» бумаге?

В 1697 – 1698 гг. в Западную Европу через Лифляндию было отправлено Великое посольство, основной целью которого было найти союзников против Османской империи. С посольством под именем Петра Михайлова путешествовал и сам Пётр. В то же самое время Шереметьев, один из главнокомандующих армией во время Азовских походов, также предпринял заграничное путешествие. Москву он покинул 22 июня 1697 года, вместе с ним в путь отправилась и свита с дворецким.

 Путешественники проследовали по маршруту Краков – Вена – Венеция – Падуя – Ферара – Рим – Неаполь – Сицилия – Мальта - Неаполь – Рим – Флоренция – Венеция – Вена – Киев – Москва. Курбатова Шереметьев отправил в Москву в конце лета 1697 года из Венеции, ещё до окончания путешествия. Можно предположить, что именно в ходе европейской поездки у Курбатова и появилась идея считать законными только те договора и челобитные, которые написаны на специальной – гербовой – бумаге, купленной у государства.

Филигрань гербовой бумаги (1857 г.)

В самой Европе, как считается, гербовая бумага появилась ещё во времена императора Юстиниана, которому и приписывается её изобретение. Потом о ней надолго забыли, пока в Голландии в первой половине XVII веке не возникла потребность в новом, необременительном для плательщика и выгодном для государства налоге. За изобретение такого налога объявили премию, и вот некий гражданин (история не сохранила его имя) предложил в 1624 году использовать особый штемпель. Голландская идея скоро распространилась по Европе: в Испании гербовую бумагу стали использовать с 1636 года, во Франции – с 1654, в Пруссии – с 1686, в Англии – с 1694 года.

Когда Алексей Курбатов вернулся в Москву, то уже через несколько месяцев подбросил подметное письмо. Это случилось в нужном месте и в нужное время: Петр после путешествия в Западную Европу готовился к войне со шведами, но государственная казна была пуста. Все его окружение искало способы собрать с купцов дополнительные средства для армии. Но ответ на такую непростую задачу нашли не приближённые царя, а простой (ну или не очень простой, учитывая характер его службы) холоп Алексей Курбатов.

Неточность в романе 

Царь сразу же ухватился за идею. Уже через четыре дня после обнаружения письма, а именно 23 января 1699 года, последовал царский указ: «Чтобы впредь во всех крепостных делах между всяких чинов людьми споров, от ябедников и составщиков воровских никаких составов и продаж и волокит никому не было, держать в Москве и во всех приказах и в городах и в пригородных и волостях, где приказные избы есть, бумагу под гербом его великого Государя Московского государства…».

В указе говорилось и о том, для чего вводится гербовая бумага – «для пополнения своей, великого государя, казны». Цена на новую российскую бумагу была разной и зависела от суммы, на которую заключалась та или иная сделка. «А за тае бумагу имать деньги в Оружейную палату, которая под большим клеймом – по 3 алтына по 2 деньги за лист, под средним – по 2 деньги за лист, под меньшим – по одной деньге».

Поясним для современных читателей: бумага должна была выпускаться трёх разборов. Лист гербовой бумаги с клеймом с изображением большого орла должен был стоить 10 копеек, с изображением среднего орла – 1 копейка, и с изображением малого орла – 0,5 копейки. Отсюда можно сделать вывод, что в романе Толстого, где сказано, что «орлёную бумагу надо продавать: для всех крепостей, для челобитных – бумагу с гербом, от копейки до десяти рублёв» допущена неточность. Со временем гербовая бумага подорожает, но первая гербовая бумага стоила от 0,5 до 10 копеек.

О том, сколь много надежд было связано с гербовой бумагой, свидетельствует тот факт, что уже практически через месяц после появления первого указа последовал второй – 22 февраля, а затем и третий – 24 апреля 1699 года. Дополнительные указы дифференцировали бумагу первого разбора, вводили гербовые клейма достоинством в 25 копеек (для сделок от 1000 до 10000 рублей) и 50 копеек (для сделок свыше 10000 рублей).

В 1720 году в государственную казну от продажи гербовой бумаги поступило 19898 руб. 41 коп. До 1780 года гербовый сбор составлял ежегодно не более 50 тыс. рублей; с 1780 по 1797 год казна уже имела чистого дохода от гербовой бумаги до 150 тыс. рублей ежегодно. С каждым годом копеечные сборы с гербовой бумаги увеличивались все больше и больше. Так, если в 1810 году эта сумма составляла около 1 млн. 575 тыс. рублей, то в 1859 году она выросла до 14 млн. руб.

Доски с гербовыми клеймами для бумаги резали гравёры Оружейной палаты. (Ранее она называлась Большая казна, саму казну хранили бояре-казначеи и приставленные к ним дьяки.) Продавали гербовую бумагу специальные люди – «бородачи» из духовного звания. Подделка гербовых знаков и продажа фальшивой гербовой бумаги, разумеется, преследовались по закону.

 До 1723 года для гербового клеймения использовалась исключительно иностранная голландская и французские бумаги. 17 октября 1723 года издаётся специальный Сенатский указ, учредивший для гербовой бумаги особую филигрань: «а для удержания в клейменье гербовой бумаги воровства впредь под гербование делать бумагу на фабриках все добрую и плотную со изображением его императорского величества герба и на листах вверху с надписанием последующих литер «гербовая бумага», а ту бумагу употреблять только под то гербовое клейменье, а белой с тех фабрик такой бумаги в ряды никому отнюдь не продавать под присягою с лишением живота». Это был первый образец российской гербовой филиграни. Одновременно изменился и штемпель. Фактически указ вошёл в силу с 1 января 1724 года.

Филигрань с изображением герба и написанием «гербовая бумага» с небольшими изменениями сохранилась до 1766 года. Позднее в ее состав включили дату (год отлива бумаги). Одним из редких изменений в филиграни было изображение мальтийского рыцарского ордена, которое произошло в 1800 году, когда Павел I принял на себя звание его гроссмейстера, но тотчас после убийства Павла герб ордена был изъят.

 «За отсутствием гербовой...» 

Пётр I чётко определил, для чего должно было использовать гербовую бумагу. Так, бумага первого разбора предназначалась для документов на продажу земель, товаров, зданий, крепостных людей, а также для оформления больших денежных займов на сумму больше 50 руб. Бумага второго разбора предназначалась для таких же документов и денежных займов, но на суммы до 50 рублей. Бумагу третьего разбора можно было использовать для подачи разных прошений, например, «челобитных» и выписок из судебных дел.

Учитывая объём делопроизводства, гербовые листы приходилось экономить. В допетровской Руси бумажный лист разрывался вдоль, а не складывался поперёк, как это мы делаем сейчас. Разорванный вдоль лист образовывал две «склейки» столбца, а сам документ имел форму свитка. Первые гербовые бумаги штамповали два раза и продавали для разреза на столбцы. В 1700 году Пётр I решил, что такие свитки очень неудобны в использовании и неэкономичны, поэтому ввёл перевод делопроизводства со столбцов в тетради. Специально для гербовой бумаги вышел именной указ 10 марта 1702 года: «… в приказ всякие дела писать на гербовой листовой бумаге в тетрадях, а по прежнему обыкновению на столбцах не писать, для того, чтобы в приказах всякие челобитчиковы дела были в переплёте в книгах, а не в столбцах…».

Однако даже при экономном расходе гербовой бумаги подчас не хватало, и в 1719 году было разрешено при её отсутствии писать на обычных бумажных листах. В этих случаях правительственные учреждения, заверявшие сделку, обязаны были ставить на бумаге штемпель с указанием, что соответствующий гербовый сбор взыскан. Отсюда и ведёт своё начало поговорка «за неимением гербовой пишут и на простой», что означает – за неимением лучшего довольствуются тем, что есть.

Огромная масса бумаги шла на то, что мы сейчас назвали бы переписью населения. Осенью 1718 года царским указом было велено собрать сведения о количестве душ в каждом населённом пункте, то есть провести ревизию податных сословий для удобства подушного взыскания налогов. Документы, в которых были записаны результат ревизии, получили название ревизских сказок, и делались они на гербовой бумаге.

С её нехваткой для ревизских дел мы сталкиваемся в гоголевских «Мёртвых душах», в разговоре Чичикова с Коробочкой: «Ахти, сколько у тебя тут гербовой бумаги! – продолжала она, заглянувши к нему в шкатулку. И в самом деле, гербовой бумаги было там немало. – Хоть бы мне листок подарил! А у меня такой недостаток; случится в суд просьбу подать, а и не на чем... объяснил ей, что эта бумага не такого рода, что она назначена для совершения крепостей, а не для просьб. Впрочем, чтобы успокоить её, он дал ей какой-то лист в рубль ценою».

Заведование гербовым сбором переходило от одного учреждения к другому до 1811 года, когда им стало заниматься Министерство финансов Российской империи. Непосредственно же гербовой бумагой заведовало Главное управление неокладными сборами и казённой продажи питей, в чей состав входило особое гербовое казначейство, занимавшееся её учётом и хранением.

Производство гербовой бумаги также со временем переходило от одной фабрики к другой, но с 1818 её перестают делать на частных фабриках – теперь изготовлением, штемпелеванием и печатанием гербовой бумаги занимается только Экспедиция Заготовления Государственных Бумаг (ныне Санкт-Петербургская бумажная фабрика – филиал ФГУП «Гознак»). Её как раз и учредили для задачи государственной важности – изготовления ассигнаций и вообще и всех бумаг с государственным гербом.

Расходы на производство гербовой бумаги в Экспедиции Заготовления Государственных Бумаг увеличивались год от года. Так, если в период с 1818 по 1828 год они составляли 227 746 руб. 13 1/2 коп., то с 1851 по 1860 год они увеличились до 588 101 руб. 48 коп., т.е. в 2,6 раза.

Просуществовала гербовая бумага в России ровно 175 лет до 1874 года, когда на её смену пришли гербовые марки, что обходилось государству значительно дешевле.

А.А. Курбатов: взлёт и падение 

Судьба А.А. Курбатова, предложившего проект введения в России гербовой бумаги, во многом напоминает судьбу знаменитого А.Д. Меньшикова: оба из низшего сословия, оба стали сподвижниками Петра I, сначала добились оглушительного успеха, а затем были обвинены в казнокрадстве, только Меньшикова сослали в ссылку, а Курбатова отправили в тюрьму. В фильме «Россия молодая» прототипом Сильвестра был он, Алексей Александрович Курбатов. Но если в кино все закончилось благополучно, и героя освободили, то в жизни все было иначе: Курбатов умер в тюрьме в 1721 году, не дождавшись суда. Чем же он занимался после того, как подкинул своё знаменитое «подметное» письмо?

За проект гербовой бумаги Курбатова щедро наградили деньгами, отпустили на волю (напомним, что он был крепостным Шереметьева) и сделали дьяком Оружейной палаты. По его просьбе Пётр I назначил его руководителем Навигационной школы, с которой собственно и началось светское образование в России. «Ныне, – писал Курбатов царю, – многие изо всяких чинов люди припознали тоя науки сладость, отдают в те школы детей своих, а иные и сами недоросли и рейтарские люди и молодые из приказов подъячие приходят с охотою немалою». Новый руководитель Навигационной школы собрал под своим началом таких преподавателей, которые на долгие годы обеспечили успешное развитие национального образования Российской империи.

В 1705 году Пётр I решил создать при Ратуше и земских избах должность особого наблюдателя и инспектора, который был бы независим от всякого местного начальства и непосредственно доносил бы ему обо всех непорядках. На эту должность царь назначил опять-таки А. А. Курбатова. Тогда же вышел указ с призывом доносить о злоупотреблениях, причём доносителям о воровстве обещалось вознаграждение – 1/4 часть имущества проворовавшегося человека и награда в виде вотчины. Крепостным холопам за правильный донос даровалась свобода.

Заняв новую должность, Курбатов очень энергично взялся за дело, раскрыл множество случаев утайки денежной казны, активно боролся с кормчеством (незаконная тайная продажа вина и других предметов монопольной торговли). За полезную для государства деятельность царь наградил Курбатова 5000 рублями, суммой очень крупной по тем временам и тем более значительной, если помнить, что Пётр I никогда не был особо щедр на денежные подарки.

22 февраля 1711 года его назначили начальником Архангелогородской губернии, а с 6 марта 1712 года он уже вице-губернатор. Несмотря на то, что Архангельск в то время был первым по торговле городом России, Курбатов ехать туда не хотел, желая остаться в Москве рядом с государем, и потому в новом назначении увидел опалу. Пётр же в ответ на его скорбное письмо ответил так: «Господин Курбатов! Вчерашнего дни получил я письмо от вас, в котором вы зело опечалились ездою к городу (так тогда обыкновенно называли Архангельск) образом малодушества, то не напоминая, что в каких бедах ваш предводитель и печалях обретается; что же мните, будто ради я какого сердца на вас сие учинил, то извольте верить воистину, что ниже в мысли моей то было, ибо ежели б я хотел, явно б мог без подлогов учинить, о чем пространнее услышите, когда у вас назавтрие буду. Piter».

Курбатов стал просить у царя должность губернатора, но царь ответил: «Построй три корабля и будешь губернатором». Курбатов построил семь кораблей, но назначения не получил. Столкновение Курбатова в Архангельской области с агентами Меньшикова вызвало вражду последнего. В 1714 году Курбатов был снят с должности, обвинённый, по иронии судьбы, в казнокрадстве и взятках.

Для расследования злоупотреблений Курбатова в Архангельск отправился князь Михаил Волконский. Однако следствие шло с большими проволочками. Курбатов, полагаясь на высоких покровителей в Москве, вёл себя по отношению к следователю вызывающе: не являлся на допросы, без ответа оставлял письменные запросы Волконского. Между тем следствие вскрывало все новые и новые факты злоупотреблений вице-губернатора. Дело принимало серьёзный оборот. Курбатов обратился за защитой к самому государю.

В письме к Петру I он напомнил о своих прежних заслугах: о том, что его предложение о введении гербовой бумаги дало казне доход; о том, что он, будучи руководителем Ратуши, увеличил питейный сбор на 112 тысяч рублей; о том, что в Архангельской губернии собрал податей сверх оклада 300 тысяч рублей. Однако былые заслуги ни царь, ни следственная комиссия в счёт не приняли.

Было доказано, что с 1705 по 1714 год Курбатов присвоил 16 422 рубля казённых денег. Над Курбатовым нависла угроза быть казнённым через повешение, и лишь скоропостижная смерть в тюрьме спасла его от позора. После случая с Курбатовым Пётр I издал указ, запрещавший привлекать в качестве должностных лиц представителей «подлого народа», то есть тех, кто принадлежал к низшему податному сословию – крестьян, мещан и т. д. 

Купчая, составленная на гербовой бумаге (1818 г.) 

«Катеньке» больше ста лет!

29 декабря 1768 года Екатерина II подписала указ о появлении в России бумажных денег, и с тех пор она сама трижды попадала на банкноты: первый раз – в 1866 году, затем – в 1910 году, когда были выпущены знаменитые «Катеньки», и наконец – в 2004 году, когда портрет императрицы украсил деньги непризнанной Приднестровской Молдавской Республики.

Впервые портреты государственных деятелей на российских бумажных деньгах появились 150 лет тому назад – в 1866 году, когда Экспедиция заготовления государственных бумаг (ныне АО «Гознак») напечатала новые государственные кредитные билеты. На них изобразили Дмитрия Донского, царей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича, императора Петра I и императрицу Екатерину II. Вот о банкнотах с Екатериной мы и расскажем.

 

Государственный кредитный билет достоинством 100 рублей, 1910 год. (оборотная сторона).

 Не все знают, что именно она ввела в России бумажные деньги, хотя сама мысль о том, чтобы – по примеру передовых европейских стран – пустить в денежное обращение бумажные купюры, зародилась в правительственных кругах России еще в середине XVIII века.
При Елизавете Петровне генерал-берг-директор Миних представил Сенату доклад о необходимости их введения. Однако Сенат в 1744 году отверг предложение Миниха на том основании, что бумажные деньги «не токмо необыкновенное дело, но и самое вредительское». Первую попытку ввести ассигнации предпринял Петр III, подписав 25 мая 1762 года указ об учреждении государственного банка, который и должен был выпустить бумажные деньги. Указ не был выполнен из-за переворота, осуществленного в 1762 году женой Петра – Екатериной.

В 1768 году императрица получила от обер-гофмаршала графа К.Е. Сиверса подробную записку с планом введения в России бумажных денег. Граф предлагал создать специальный банк, который следовало обеспечить медными деньгами на сумму выпущенных «бумажных цеттелей» (так граф называл новые денежные знаки). 
29 декабря 1768 года Екатерина II подписала указ о бумажных деньгах, которые получили название ассигнаций (фр. assignats, т.е. свидетельства на получение денег). В указе было сказано: «С 1 января 1769 г. устанавливается в С.-Петербурге и Москве два банка для вымена государственных ассигнаций, которые выдаваемы из разных правительств и казенных мест, от Нас к тому означенных, столько, а не более, как в вышеозначенных банках капитала наличного будет состоять». В банки заложили по 500 тыс. рублей (медной монетой) и на сумму 1 млн. рублей выпустили бумажных денег достоинством в 25, 50, 75 и 100 рублей. К этому времени большие расходы правительства на военные нужды привели к нехватке серебра в казне, так как все расчеты, особенно с зарубежными поставщиками, велись исключительно в серебряных и золотых монетах. Из-за дефицита серебра и огромной массы медных денег во внутрироссийском торговом обороте было крайне сложно осуществлять крупные платежи. Показательно, что, например, когда Михаил Васильевич Ломоносов получил в награду за оду на восшествие на престол императрицы премию в 2000 рублей медной монетой, то перевозить её ему пришлось на нескольких возах (1 тыс. рублей весила около 65 пудов или около 1 тонны). Так что необходимость ввести бумажные деньги была очевидной. Печатали первые ассигнации в Сенатской типографии на бумаге, изготовленной под особым надзором на частной фабрике К.Е Сиверса в Красном Селе. За хранение и выпуск новых денег отвечала особая группа – Экспедиция заготовления государственных ассигнаций при Сенате. К концу царствования Екатерины II их было выпущено на 157 млн. рублей. Легкий способ их изготовления и неограниченное право выпускать ассигнации дали повод министру финансов Е.Ф. Канкрину назвать ассигнации «сладким ядом государства». Банкноты выпуска 1866 года, в том числе и с портретом Екатерины II, выполнялись металлографским способом, который тогда применили впервые. Так портрет императрицы, которая почти 100 лет назад (а точнее – 97) ввела бумажные деньги в России, впервые оказался на сторублевой банкноте. Однако самым известным стал другой ее банкнотный портрет, помещённый на государственный кредитный билет такого же достоинства образца 1910 года. В народе эту банкноту ласково называли «Катенькой» или «Катеринкой». «Катенька», как и «Петенька» (с портретом Петра I), стала непревзойденной вершиной творчества сотрудников Экспедиции заготовления государственных бумаг – обе банкноты относятся к числу самых красивых банкнот мира, являясь шедеврами полиграфического мастерства. Кредитный билет печатался на бумаге с локальным водяным знаком (портретом Екатерины II) на белом купоне. Цвет купюры – традиционный для купюр достоинством 100 рублей – желто-бежевый, ее размер – 258х120 мм.

Водяной знак на 100-рублевом кредитном билете, 1910 год.
 При работе над изображением императрицы художники и граверы предположительно взяли за основу картину художника И. Б. Лампи (старшего) – портрет Екатерины II с аллегорическими фигурами Крепости и Истины, созданный в 1790 годы. Иоганн Баптист Лампи (старший), австрийский художник итальянского происхождения, приехал в Петербург в 1792 году. Он пользовался необыкновенным успехом и был завален заказами; благодаря легкости и быстроте, с которыми он работал, Лампи создал очень много произведений. Типичный придворный портретист, он откровенно идеализировал свои модели. Женщины у него обольстительны и прекрасны, юноши элегантны, пожилые вельможи моложавы и полны снисходительной важности, все скрывают свои мысли и чувства под маской светской учтивости. Не умея быть психологом, Лампи был великолепным мастером живописи, его композиция уверенно свободна, колорит красив, мазок легок и смел. Он написал несколько схожих портретов императрицы, один из которых и был использован при работе над сторублёвой купюрой.

 И.Б. Лампи (старший). Портрет императрицы Екатерины II с аллегорическими фигурами Крепости и Истины.
Сто рублей – это было много или мало для того времени? На 100 рублей в 1912 году можно было накормить обедом 667 студентов Санкт-Петербургского политехникума (ныне Санкт-Петербургского политехнического университета). В студенческой столовой обед стоил 15 копеек (за 4 копейки можно было купить тарелку кислых щей, за 8 копеек макароны, политые жидким салом и за 3 копейки стакан чая с лимоном; хлеб же в заведениях общественного питания в то время был бесплатным). Согласно данным за 1911–1915 годы, мужчина, занятый в сельском хозяйстве в период весеннего сева, получал 71 копейку в день в черноземной полосе и 95 копеек в нечерноземной полосе. При сенокосе оплата повышалась до 100 и 119 копеек соответственно. Если взять оплату в день 100 копеек, то в месяц его заработок составлял около 30 рублей, за весенне-летний сезон с выходными и праздниками он мог заработать около 100 рублей и купить на них себе 5 коров и 5 лошадей (стоимость каждой примерно 10 рублей). После 1917 года советское правительство на протяжении нескольких лет выпускало сто- и пятисотрублевые кредитные билеты. М.В. Ходяков в книге «Деньги революции и Гражданской войны: денежное обращение в России. 1917 – 1920 гг.» писал о том, что в 1919 году было отпечатано большое количество бумажных денег царских времен с портретом Екатерины II. «Эти деньги были упакованы в специально изготовленные оцинкованные ящики и переданы на хранение в Петроград Николаю Евгеньевичу Буренину. Он закопал их … под Питером, где-то в Лесном». Они предназначались на тот случай, если партии вдруг придется уйти в подполье, как указывала секретарь ЦК РКП (б) Е.Д. Стасова, «если силы внутренней контрреволюции и иностранной интервенции временно возьмут верх», чтобы обеспечить партию материальными средствами. Когда власть окончательно утвердилась, Буренин царские «Катеньки» откопал и даже сфотографировал раскопку. Всего с ноября 1917 по 1922 год выпустили около 13 млрд «царских» денег, и только после декретов Совнаркома РСФСР от 8 и 28 сентября 1922 года их стали изымать из обращения. Мы уже писали о том, что долгое время население бережно хранило у себя «Катеньки» и «Петеньки», и что обе купюры принимались за рубежом. Это может показаться странным, но в 2004 году Екатерина II опять появилась на купюрах, на сей раз – на банкнотах Приднестровской Молдавской Республики. Из всех непризнанных государств на территории бывшего СССР только у Приднестровья есть собственные деньги. На лицевой стороне банкноты достоинством 500 приднестровских рублей поместили портрет императрицы, а на оборотной стороне – свиток с Указом Екатерины II о строительстве Тираспольской крепости на фоне ее макета. Крепость воздвигли в 1792–1793 годах под руководством А.В. Суворова и архитектора Ф.П. де Волана в качестве оборонительного сооружения на берегу реки Днестр, у ее стен по указу Екатерины II был построен город Тирасполь.

Банкнота достоинством 500 приднестровских рублей (лицевая сторона), 2004 год. 

Российским бумажным деньгам – 250 лет!

Ф.С.Рокотов. Портрет Екатерины II. 1763 год.

История появления первых российских банкнот отчасти напоминает авантюрный роман – в ней смешались и военно-государственные интересы, и дворцовые перевороты, и личные амбиции одного екатерининского придворного, чьи предки некогда перебрались из Германии в Россию.

29 декабря 1768 года, спустя шесть лет с момента восшествия на престол, Екатерина II подписывает манифест «О учреждении в Санкт-Петербурге и Москве Государственных Банков для вымена ассигнаций». Манифест возвестил: «Мы с удовольствием приступаем к учреждению в Империи нашей променных банков и надеемся, что оказываем через то новый знак материнского ко всем нашим верноподданным попечения».

И уже 1 января 1769 года банки были учреждены: один в Санкт-Петербурге, другой в Москве с основным капиталом 1 млн. рублей (по 500 000 рублей медью в каждый банк). На них возложили обмен медных денег на государственные ассигнации четырёх достоинств: 25, 50, 75 и 100 рублей. Так в России появились первые бумажные денежные знаки – ассигнации (под таким названием они просуществовали вплоть до 1843 года), а новые банки вошли в историю как «ассигнационные».

Принято считать, что подробную записку с планом введения в обращение в России бумажных денег подал императрице граф Карл Ефимович Сиверс. По его плану ассигнации должны были беспрепятственно приниматься по всем казённым платежам повсеместно и в любое время. Но такие деньги стали бы невиданным доселе новшеством, и чтобы преодолеть недоверие населения к бумажным деньгам, следовало создать специальный банк, который должен был быть обеспечен медными деньгами на сумму выпущенных ассигнаций.

Георг Каспар Иосиф фон Преннер. Портрет гофмаршала Карла Ефимовича Сиверса. 1750-е гг.

Назначение банка, по мысли Сиверса, заключалось в свободном обмене медных денег на бумажные. Со временем новые платёжные средства должны были стать главным инструментом денежного обращения в империи, решив многие экономические проблемы. «Одним словом, – говорилось в записке, – все и каждый своею и всего государства пользою обязаны тому по своей мере и возможности содействовать, чтобы число бумажных цеттелей выпущено было сколько можно больше, чтобы положенные за них в казначейские конторы деньги оставались сколько можно больше в неподвижности», и чтобы тем самым правительство могло использовать «некоторую из оных часть, оставляя другую на случающийся мелочный вымен билетов…»

Предложенная Сиверсом идея цеттелей*, которые позже назвали ассигнациями, на самом деле была не нова. Ранее их пытался ввести Пётр III, который по восшествии на престол обнаружил государственную казну пустой. 25 мая 1762 года был обнародован указ императора «Об учреждении Государственного банка» и о выпуске банковских билетов, замещающих в обращении металлические деньги. В нём говорилось следующее: «Буде… денежных сумм яко главнейших и необходимых способов налицо нет, а приисканные Сенатом 4 миллиона на чрезвычайные расходы так скоро получены быть не могут, то Его Императорское Величество находит удобное и ближайшее к тому средство в делании банко-цеттелей». 

Правительство мотивировало это необходимостью «хождение медных денег облегчить», однако истинной причиной введения бумажных денег на тот момент был хронический бюджетный дефицит, особенно остро чувствовавшийся в преддверии войны с Данией. Предполагалось выпустить 5 млн банкнот, которые могли бы свободно размениваться на медную монету. Планировалось выпустить банкноты достоинством 10, 50, 100, 500 и 1000 рублей. Однако реализовать свою идею Пётр III не успел – он был убит во время дворцового переворота, который организовала его жена и будущая императрица Екатерина II.

Её манифест об учреждении банков во многом повторял указ Петра. В частности, в нём тоже шла речь о том, что ассигнации устранят трудности движения капиталов – разумеется, в интересах развития народного хозяйства: «Во-первых, удостоверились Мы, что тягость медной монеты, одобряющая ее собственную цену, отягощает ее же и обращение; во-вторых, что дальний перевоз всякой монеты многим неудобствам подвержен, и наконец, третье, увидели Мы, что великий есть недостаток в том, что нет еще в России, по примеру разных европейских областей, таких учрежденных мест, которые бы чинили надлежащие денег обороты и переводили бы всюду частных людей капиталы без малейшего затруднения и согласно с пользою каждого».

Но более существенным поводом к денежной реформе была опять же необходимость изыскать средства на русско-турецкую войну 1769–1774 гг. В начале своего царствования Екатерина II, как и Пётр III, столкнулась с двумя финансовыми проблемами: хроническим недостатком наличных денег в экономике и истощением до предела финансовых ресурсов государства. Торговые операции постоянно росли, равно как и потребности двора и армии, и недостаток денег ощущался особенно остро.

А.П. Антропов. Портрет Петра III. 1762 год.

Манифест Екатерины обещал, что ассигнации можно будет менять на «настоящие», металлические деньги: «Каждый из частных людей может всегда, когда похощет, обратить те свои ассигнации в наличные деньги, представляя из оных Московскую в Московском банке, а Санкт-Петербургскую в Санкт-Петербургском. Сим Банкам Мы предписали такие правила, по которым они платёж производить должны без малейшего замедления и потеряния времени. Мы, Императорским нашим словом торжественно объявляем за Нас и Преемников Престола нашего, что по тем Государственным ассигнациям всегда исправная и верная последует выдача денег требующим оные из Банков». Справедливости ради надо заметить, что это торжественное обещание действительно выполнялось – целых восемнадцать лет. Правда, потом, в 1787 году бумажных денег было выпущено почти аж на 54 млн рублей, и курс ассигнаций по отношению к «наличным» деньгам стал падать.

Из «линейки» банкнот петровского проекта оставались 50 и 100 рублей, а вместо десяти-, пятисот- и тысячерублёвых банкнот должны были появиться ассигнации в 25 и 75 рублей.

Двадцать пять рублей – это было много или мало? Например, годовое жалование, которое получал мастер на Екатеринбургском монетном дворе в 1763 году, составляло 60 рублей, рабочий этого же предприятия получал в год 30 рублей. То есть в месяц им приходилось соответственно 5 и 2,5 рубля, и даже мастер свою месячную зарплату получать ассигнациями никак не мог.

Но и цены в екатерининскую эпоху были иными. В Екатеринбурге пуд (16,4 кг) ржаной муки стоил 13 копеек, пшеницы – 20, овса – 14 копеек. Пуд говядины можно было купить за 40–50 копеек, окорок свиной также стоил примерно 40 копеек. За ведро водки (12,3 литра) в начале правления Екатерины II платили 85 копеек. А за 30 рублей можно было купить одного крепостного человека с землёй. Знаменитый историк Ключевский писал: «В царствование Екатерины ещё больше прежнего развилась торговля крепостными душами с землёй и без земли; установились цены на них – указные, или казённые, и вольные, или дворянские. В начале царствования Екатерины при покупке целыми деревнями крестьянская душа с землёй обыкновенно ценилась в 30 руб., с учреждением заёмного банка в 1786 г. цена души возвысилась до 80 руб., хотя банк принимал дворянские имения в залог только по 40 руб. за душу». Впрочем, столько стоили крепостные в глухой провинции. В столице же в конце XVIII века средняя цена на «рабочих девок» составляла 150–170 рублей, за «горничных, искусных в рукоделии» просили дороже, до 250 рублей.

Реализовывать ассигнационный манифест предстояло Александру Алексеевичу Вяземскому (1727–1793), одному из самых доверенных сановников Екатерины II, имевшему репутацию честного и неподкупного человека. Он принадлежал к старинной княжеской фамилии, ведущей своё начало от внука Владимира Мономаха – князя Ростислава Мстиславовича. В 1863 году императрица командировала Вяземского на Урал для ознакомления с ситуацией на горных заводах и улаживания конфликта между приписными крестьянами и владельцами заводов. Его отчёт понравился императрице, и уже в следующем году он был назначен на должность генерал-прокурора Сената, сменив А. И. Глебова, обвиненного во взяточничестве.

Фактически генерал-прокурор в то время играл роль премьер-министра. Ввиду важности этой должности императрица при назначении князя Вяземского собственноручно написала ему инструкцию, в которой заметила, что генерал-прокурор должен пользоваться доверием государыни, так как по положению своему обязывается сопротивляться наисильнейшим людям, «следовательно, власть государыни одна его поддерживает». Она предостерегала генерал-прокурора от интриг при дворе и предлагала иметь только «единственно пользу отечества и справедливость в виду, и твердыми шагами идти кратчайшим путём к истине».

Надо полагать, что А. А. Вяземский строго придерживался данного ему наставления и пользовался полным доверием императрицы – он не только удерживал пост в течение почти 28 лет (с 1764 и до 1792 года), но и значительно расширил свои полномочия. Если поначалу у генерал-прокурора были лишь надзорные функции – он только наблюдал, как работают другие ведомства и сановники и докладывал о том императрице, – то позже он взял в свои руки управление банками, штатс-конторой (так назывался орган центрального управления государственными финансами), государственными доходами, монетным департаментом и др. И именно Вяземский впервые в России ввел строгую отчетность в финансовых делах и стал четко учитывать доходы и расходы за год.

Карл Людвиг Христенек. Портрет князя А. А. Вяземского. 1768 год.

Но вернёмся к ассигнационным банкам. Директором двух вновь открывшихся в Москве и Петербурге ассигнационных банков был назначен граф Андрей Петрович Шувалов, единственный сын и наследник генерал-фельдмаршала Петра Ивановича Шувалова. Он с жаром принялся за их организацию. Кстати, ассигнационный банк в Москве располагался в собственном доме Шувалова (ныне он расположен на улице Мясницкой, дом 24/7, строение 1), и здесь до сих пор есть Банковский переулок, который соединяет Мясницкую улицу и Кривоколенный переулок, названный так по открывшемуся здесь банку. 

В ассигнационных банках должны были обменивать бумажные деньги на звонкую монету и слитки, поступающие от частных лиц и казённых учреждений, а также разменивать ассигнации на медную монету. Как было сказано в манифесте, «каждый банк хранит государственныя ассигнации в особливом сундуке, который всегда находится в покое присутствующих. Оный сундук запирается двумя ключами и всегда запечатывают, старший член банка имеет особую того сундука печать, последующий за ним член и кассир хранят по одному ключу...»

Банки формально не могли производить обыкновенные банковские операции, не имели самостоятельного кредита и собственного капитала. Они также не влияли на выпуск ассигнаций и не несли ответственности за безостановочный их размен. Новые ассигнационные банки были даже не в состоянии содержать себя, так как не имели источников дохода. Управление ассигнационными банками было иным, чем в дворянских банках, основанных в середине XVIII в., имевших собственный капитал и выдававших ссуды и кредиты.

Конторами Ассигнационного банка в Петербурге и Москве руководило общее для них правление, в то время как Московский и Петербургский дворянские банки были на равных правах подотчетны Сенату. Каждый служащий Ассигнационного банка давал клятвенное обещание верно и честно служить императрице и во всем повиноваться, не щадя живота своего, до последней капли крови (эта клятва практически без изменений просуществовала более столетия). Должности директоров и их товарищей (заместителей) в конторах Ассигнационного банка занимали исключительно дворяне, к дворянскому сословию принадлежали также и все высококвалифицированные специалисты.

Позднее для облегчения обмена ассигнаций дополнительные банковские конторы открылись в Ярославле, в Смоленске, Устюге, Астрахани, Нижнем Новгороде, Вышнем Волочке и других городах. Все конторы состояли в ведении Правления банка, но возглавлялись губернаторами, а в уездных городах – городничими. Главы контор должны были раз в месяц осматривать денежную и ассигнационную наличность и доносить о ней главному правлению банков.

В 1786 году Ассигнационные банки в Петербурге и в Москве были преобразованы в единый Государственный ассигнационный банк с наделением его большими правами.

Первоначально выпуск ассигнаций имел большой успех, однако поскольку в банках находилась лишь медная монета, то и ассигнации обменивали только на медь. Такой порядок был закреплён законодательно указом от 22 января 1770 года, так что медные монеты становились фактически лишь разменным средством для ассигнаций.

Различные сословия по-разному отнеслись к появлению бумажных денег. Дворянство, преодолев естественную недоверчивость к нововведению, использовало их без особого предубеждения, купцы же долгое время лишь пускали ассигнации в оборот, храня сбережения в надёжных и привычных монетах из золота и серебра. А государство настойчиво проталкивало новые деньги в обращение. Двадцатую долю налогов, например, «неотменно» следовало платить ассигнациями. Но даже здесь проявлялось сословное начало. Екатерина II считала, что «свидетельства из бумаги» для того и выпускаются крупным номиналом, чтобы «не доходили до крестьян». Поэтому вряд ли кому-то из крестьянского сословия доводилось держать в руках бумажные деньги – у крестьян просто не было таких сумм.

Выпуск ассигнаций сразу стал для казны делом весьма прибыльным: себестоимость их, по сравнению с монетой, была мизерной. Бумагу для них делали на бумажной фабрике под Петербургом, которая принадлежала, кстати говоря, всё тому же графу Сиверсу. Первоначально предприятие называлось Дудоровой мельницей, позднее её стали называть Красносельской бумажной фабрикой. Место для неё в окрестностях Дудергофских высот выбирал лично Пётр I в 1709 году. Здесь была чистая проточная вода, здесь было удобно сооружать плотины, здесь была хорошая дорога до Петербурга. Решение строить бумажную мельницу было принято в 1712 году, через год начали возводить плотину, а в 1714 началось строительство фабрики, которая с 1716 года стала изготавливать бумагу.

Одновременно с запуском фабрики пришлось решать проблему сырья – обычная головная боль при производстве бумаги. Как известно, бумагу можно делать из ткани, и ещё в 1720 году вышел указ: «…дабы всяких чинов люди, кто имеет у себя изношенные тонкие полотна, також хотя и не гораздо тонкие…и прочие тому подобные тряпицы приносили и объявляли в канцелярии полицмейстерских дел, за которые, по определению заплачены будут им деньги из Кабинета Е.И.В.».

Тогда же было предписано всем коллегиям и прочим канцеляриям сдавать макулатуру на Красносельскую фабрику. Известно, что хозяйственная Екатерина II распорядилась передать на фабрику старые дворцовые льняные скатерти и салфетки, отслужившие свой срок, которые таким необычным образом обрели вторую жизнь в первых российских ассигнациях. (К огромному сожалению, Красносельская бумажная фабрика, одна из старейших фабрик России, не сохранилась до наших дней, закрывшись в начале 2000-х годов.)

В 1753 году Сиверс, которому тогда было сорок три года, обратился к императрице Елизавете Петровне с челобитной об отдаче ему Красносельской фабрики в «вечное и потомственное содержание». При этом он обязался поставлять бумагу для госучреждений со скидкой 10 коп. за стопу (1 стопа = 20 дестей = 480 листов бумаги), и все госучреждения стали покупать бумагу у него. 

И коль скоро история первых российских бумажных денег оказалась так тесно связана с Сиверсом – и манифест об ассигнациях появился во многом благодаря ему, и деньги печатали на его фабрике, – то надо бы рассказать о нём подробнее. Карл Ефимович Сиверс принадлежал к дворянскому роду, переселившемуся из герцогства Голштинского сначала в Данию, потом в Швецию и, наконец, в Лифляндию. Он сделал блестящую карьеру при русском императорском дворе после того, как прибыл в Петербург из Эстляндии, где служил камердинером у барона Тизенгаузена. 

У цесаревны Елизаветы Сиверс начал служить, когда ему исполнилось двадцать три года, и поначалу был камердинером, кофешенком**, затем стал камер-юнкером у наследника престола Петра Федоровича. Приятная наружность, ловкость, природный ум доставили ему блестящее положение при дворе, особенно по вступлении Елизаветы на престол. При ней он дослужился до генерал-поручика и гофмаршала. В 1745 году шведский король Фредрик I возвёл Сиверса в баронское достоинство, а в 1760 году император Священной Римской империи Франц I пожаловал ему титул графа.

В годы правления Екатерины II Сиверс становится обер-гофмаршалом. Это была ключевая фигура при дворе, в распоряжении которого находилось всё придворное хозяйство и придворные служители; обер-гофмаршал занимался устройством приёмов и путешествий. Кстати говоря, именно Сиверс в своё время привёз портрет молодой Екатерины её будущему мужу и недолговечному императору Петру III.

Но принадлежавшая Сиверсу фабрика делала лишь бумагу для ассигнаций. Сами ассигнации печатали в Сенатской типографии (учреждена по указу Петра I от 17 декабря 1718 года), где для этого были отведены особые комнаты. Хранением и отпуском готовых ассигнаций ведала специальная служба при Сенате. Все названные учреждения, поскольку имели отношение к финансовым делам, состояли под непосредственным надзором генерал-прокурора А. А. Вяземского.

Государственные ассигнации первого выпуска немного напоминали книжный титульный лист: вертикальный формат, изящные шрифты, одноцветная печать, ручного изготовления белая бумага с водяными знаками. Все банкноты были односторонними, одного размера (190 на 250 мм) и одного цвета, и различались только цифрой номинала, обозначенного на них цифрами и текстом.

В качестве примера рассмотрим 25 рублёвую ассигнацию. Посередине наверху внутри рамки указан номер, ниже два овала, выполненные тиснением без краски, размером 60 на 68 мм. В левом овале изображён порт, символизирующий торговлю, знамёна, пушки и ядра, символизирующие силу государства; посередине двуглавый орёл; наверху полукругом надпись: «ПОКОИТЪ И ОБОРОНЯЕТЪ». В правом овале – высокая скала, окружённая бушующим морем, символизирующая мощь России; наверху полукругом надпись: «НЕВРЕДИМА». Между овалами внизу стоит число «25», под ним текст: «ОБЪЯВИТЕЛЮ СЕЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ АССИГНАЦIИ ПЛАТИТЪ МОСКОВСКОЙ [САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОЙ] БАНК ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ РУБЛЕЙ ХОДЯЧЕЮ МОНЕТОЮ. 1769 ГОДА. САНКТПЕТЕРБУРГЪ [МОСКВА]». Водяной знак пущен по периметру над рамкой, вверху в нём читаются слова «ЛЮБОВЬ К ОТЕЧЕСТВУ», внизу – «ДЕЙСТВУЕТ К ПОЛЬЗЕ ОНОГО», справа и слева – «ГДАРСТВЕННАЯ КАЗНА».

Ассигнация 25 рублей. 1769 год.

На каждой ассигнации имелись четыре собственноручные подписи: двух сенаторов, главного директора обоих Ассигнационных банков и директора того банка, который выдал ассигнацию. Позже, 8 мая 1769 года, вышел дополнительный указ, где было сказано: «чтобы не последовало какого-либо замедления в удовлетворении публики ассигнациями, впредь отсылаемые из правления банков ассигнации подписывать или главному директору, или советнику; тем и другим ассигнациям иметь равное преимущество и достоинство».

Ассигнации печатать было просто, защиты на них было мало, и потому неудивительно, что их практически сразу начали подделывать. Из двадцатипятирублёвых стали делать семидесятипятирублёвые, для чего цифру «2» и слово «дватцать» выскабливали и заменяли цифрой «7» и словом «семдесятъ». Это привело к тому, что уже указом от 20 июня 1771 года денежные знаки номиналом в 75 рублей прекращались к выпуску и изымались из обращения: «Впредь не делать 75-рублевых ассигнаций, и если есть в Сенате изготовленныя, подписынныя и неподписынныя, то все их, освидетельствовав и сделав верный счет, в присутствии Сената истребить, равномерно дать знать во все правительственные и казенные места, чтобы они имеющиеся у них 75-рублевые ассигнации более из казны не выпускали, а прислали бы их для вымена в банки: с.-петербургские ассигнации – в с.-петербургский, а московские – в московский, и вместо их получат ассигнации других достоинств».

Владельцы 75-рублевых ассигнаций обязаны были обменять их на ассигнации других достоинств или на медную, серебряную монету. Интересно, что фальшивые купюры принимали наравне с подлинными, но на тех, кто пытался обменять две таких купюры, заводили уголовное дело.

С каждым годом количество фальшивых денег увеличивалось, и правительство вынуждено было выпустить бумажные деньги нового образца – 1786 года. Обмен первых ассигнаций на бумажные деньги нового типа производился с сентября 1786 года по июль 1787 года. А первые наши бумажные банкноты были публично уничтожены путем сожжения в центре Сенатской площади. Впрочем, кое-какие из них уцелели и, как можно догадаться, сейчас первые российские ассигнации – это огромная редкость, которую можно увидеть только в особых коллекциях.

*Цеттель, от немецкого Zettel – название бумажные деньги, имевших хождение в южных областях Германии.

**Кофешенк – лицо, отвечавшее за приготовление кофе, шоколада, чая при дворе или помещичьем доме.